Переселение в Сибирь

Быль вековая

 Память общая

(Окончание главы)

Ежедневно пополнялись списки «дезертиров». В Багане специально были оставлены 40 человек на поиски бежавших из армии.
Село Вознесенка было дружное, никто никого не выдавал…

Алексей думал о том, как служил в армии Колчака, как группа вознесенских партизан освобождала  ребят, мобилизованных в начале 1919 года....
…Вороной шел уже по ровной дороге, обмахивая себя хвостом от наседавшего овода. А он никак не мог освободиться от нахлынувших мыслей. Вспомнил и товарища, служившего в штабе полка. Они тогда, договорившись, пробрались скрытно в штаб, наштамповали бумаг. А подписи поставил Алексей.

Приехавшие в Омск Сергей Ермаков и Василий Мажников взяли бланки, выписали увольнительные. За четыре поездки в Омск отправили в «отпуск» 20 человек. Об этом дали знать еще одному из завербованных – Морозову, который в то время служил в Каинске. Парень тоже решил  бежать. Но путь домой не близкий. Его застала ночь, пришлось голодному залезть в стог сена, а на следующий день, как стемнело, пробираться ближе к своему селу. К восходу следующего солнца Морозов был дома.

«Дезертиры» как раз в этих местах и прятались, по которым теперь дребезжала телега. Надеждой бежавших был Миша Мажников. Старший брат Василий приказал, чтобы каждую ночь лошадь была наготове. Так как людей кормить и беречь надо.

Много с партизанами работал Сергей Евдокимович Ермаков  (на снимке). Отряд стал одним из самых крупных. Только в окрестностях поселка Вознесенского пряталось около сорока человек. Пока было тепло, скрывались в кочках ляги, что между Нижним Баганом и Вознесенкой, а с наступлением холодов перебрались в стога сена. Часто приезжал к ним Ермаков. Рассказывал о событиях.

Внимательно слушали командира партизанского отряда Александр Морозов. Афанасий Волынец, Михаил Щедров, Василий Валейко, Николай Севостьянов, Николай Букин, Александр Мажников, Яков Калюжный и другие. Не забывала  и колчаковская полиция.

– А ну, показывай, где скрываются дезертиры? – приставали к поселковому старосте Маркевичу. – Не укажешь – тебе шомполов отвесим.
– Нет их, ваше благородие, – слезливо уверял он. – Да неужто я бы не сообщил. Чай недаром ем хлеб «Его величества» Александра Васильевича. Появятся, обязательно доложу.

Трудно приходилось Герасиму Васильевичу Маркевичу, украинцу по национальности. На одном из жестоких допросов он под неопровержимыми уликами назвал троих ребят, надеясь, что парни хорошо спрятаны. Но… Николай Букин, Алексей Мажников, Семен Макуха были схвачены и отправлены в Купино. Полицейские прочесали все окрест. За двое суток 78 человек из вознесенской округи попали в специальные вагоны. Более двух суток томились арестованные. Помог случай. Охрана откуда-то прослышала, что «белые» отступают, и бежала. Оставленные без присмотра, выбрались парни из вагонов и вернулись домой.

Слухи были напрасны. Видя яростное сопротивление партизанских отрядов, местного населения, движущихся к местам сосредоточения частей Красной Армии, Колчак разорял все, что можно на своем пути. Одним из его планов был план уничтожения Кулундинской  железной дороги. Опять появилась усиленная охрана, непонятное движение белогвардейских военных соединений.

Вознесенские отряды все-таки мало знали, что творится в округе. Передвижение связных затруднялось. Не знали они и о беспокойстве начальника военно-революционного Славгородского полевого штаба т. Кулика, который 13 ноября 1919 года отправил Обращение командиру Златопольского летучего отряда партизанской Армии Западной Сибири т. Савченко об оказании помощи в борьбе против колчаковцев.

 Он писал: «С душевным сочувствием присоединяемся к вам, целуем протягивающиеся к нам ваши руки…» Далее он сообщал о численности противника: «…в Славгороде – 400 человек и один броневик, в котором кроме двух пулеметов ничего нет… в Купине – 300 человек, на линии Карасук и Баган – 100 человек. На линии Купино-Славгород – 800 человек…»
«Плачевно доносим вам: сегодня, 13 ноября, получено распоряжение от военного ведомства, вывести весь народ с Кулундинской железной дороги, служащих и рабочих, убрать с водокачки машины, котлы, разрушить водокачку и засыпать колодец… Ввиду разорения дороги, просим по возможности обрезать Славгород… Если в течение полутора суток не обрежется Кулундинская железная дорога или не возьмется станция Славгород, то останутся одни развалины…».

В это время, освободив Петропавловск, большая часть войск 5-ой армии наступала по линии железной дороги на Омск. К Омску шли и две дивизии 3-й армии.
После освобождения Омска оказалось, что вся железная дорога забита эшелонами с продовольствием. Белые бежали, оставляя на путях Транссибирской магистрали свои трофеи. Несколько отцепленных вагонов остались и на станции Баган. Вознесенские партизаны открыли их. В одном оказалась мука, второй был загружен лошадьми, третий – сливочным маслом, а два других пшеницей…

Почему тишина? Почему никого? Надо узнать. Но как? Поехать в Купино?
– Слушай, Илько, – обратился Ермаков к Мажникову. – Ты поедешь со мной. Мы должны знать, что в стране творится.
Ходок подпрыгивает на замерзших кочках. До Купино оставалось километров двенадцать. И вдруг, наперерез скачут всадники. «Белые?». Нет. Красная лента на шапках.

– Здорово, мужики. Далече путь держите?
– В Купино, узнать, что творится в округе?
– А что, разве у вас нет «белых»?
– Четыре дня, как убрались.
– А мы – «красная» разведка. Основные наши силы стоят в Купино. Проголодались мы…
– Заедем в поселок Барский. Наши люди. У большевиков-партизан и похарчимся.
Быстро собрался народ поселка на митинг. Ермаков с большим волнением рассказал крестьянам, что «красные» уже в Купино.

Радостное сообщение притупило зоркость командира, не заметил он, что на устах прибывших играет ехидная улыбка.
После сытного обеда, собрались мужики вместе.
– Кто пойдет добровольцем? Кто готов гнать Колчака? – спросил старший отряда.
– Я пойду с вами, у меня и седло есть, – отозвался Воробьев.
У Воробьева была винтовка и к ней 150 патронов. Он взял 50, оседлал Гнедка, и все отправились в путь. Дорога вела вокруг озера, места глухие…
Вдруг трое всадников выскочили вперед, скомандовали:
– Двигаться прямо на колок!

Оробели ребята от неожиданности. В одну минуту их обезоружили. И только тут понял Ермаков, какую непростительную ошибку допустил: это была разъездная разведка Славгородского гарнизона. У Ермакова созрел в одну минуту план – освободить  товарища. Он стал просить за Илью. Якобы он не виновен, что всего лишь кучер.

В штаб их привезли вечером, посадили в пустой холодный вагон. Допрашивали каждого в отдельности, а в 11 часов ночи состоялся полевой суд. Именем «Его величества» адмирала Колчака красный командир Ермаков и партизан Воробьев были приговорены к расстрелу. Мажникову, за согласие отвезти Ермакова в Купино, дали 25 шомполов, приказав больше партизанских комиссаров не возить. Бросили в телегу, и конь привез его домой. Алексей даже поежился, вспомнив страдания своих вознесенских товарищей.

 В ту ночь выпал снежок. Морозец рисовал свои затейливые узоры на оконном стекле. Луна освещала матовым светом притихшую станцию. И только шесть человек нарушили в полночь эту тишину: к небольшому березовому колку шли партизаны Ермаков и Воробьев. Держа наизготове винтовки, их сопровождали четыре конвоира.

Остановились. Мороз прошелся по телу от увиденной картины. Искаженные человеческие трупы лежали как попало. Партизан привели в себя окрики конвоиров. Воробьев уже стоял спиной, очередь за Ермаковым. Раздались два сухих выстрела, прострелянный в оба плеча, он упал лицом в снег… Два других выстрела пришлись по Воробьеву.

– Добейте, гады, чтобы не мучился, – закричал он. Снова выстрел, теперь уже приглушенный.
– Этого сразу ухлопали, – пнул один сапогом Ермакова.
– Пошли, допьем.
Стало тихо. Выждав еще немного, Сергей  осторожно поднял  голову, огляделся. Никого. Кровь струилась по одежде и замерзала.
– Теперь – бежать… – первое, что пришло в голову.
 Двенадцати километров прошел раненый партизан. Шел без шапки, пальцы на руках побелели, а он шел, и мысли его путались. Что же это случилось, что вчерашние миролюбивые ребята сегодня стреляют друг в друга.

Даже он, командир отряда, принимавший на себя исполнение тех или иных решений, еще не совсем осознавал все содеянное. А простой народ?
Сколько парней, ушедших с армий одной и другой сторон, покинув теплые избы, мерзли на сеновалах и в стогах…
– Добраться бы до ближайшей хаты.

Вот и поселок Маревский. На тихий шелест залаяли собаки. Избушка… Ермаков обессилевший стучит в окно, чуть отдергивается занавеска и снова темно, даже лампу задули…
– Не пустят, однако, – чуть шевеля губами, – вслух произнес Сергей.
Пошел ко второй хате. Перевалился через порог. Обогрели люди, оттерли обмороженные руки. Пришел в сознание, рассказал, как от смерти ушел. К вечеру приехали родственники из Вознесенки, забрали. Первую медицинскую помощь  оказал фельдшер из Нижнего Багана Сергей Захарович Зенков…Ежедневно пополнялись списки «дезертиров». В Багане специально были оставлены 40 человек на поиски бежавших из армии.
Село Вознесенка было дружное, никто никого не выдавал…
…Вороной шел уже по ровной дороге, обмахивая себя хвостом от наседавшего овода. А Алексей никак не мог освободиться от нахлынувших мыслей.

Он думал о том, как служил в армии Колчака, как группа вознесенских партизан «освобождала» ребят, мобилизованных в начале 1919 года. Вспомнил и товарища, служившего в штабе полка. Они тогда, договорившись, пробрались скрытно в штаб, наштамповали бумаг. А подписи поставил Алексей.

Приехавшие в Омск Сергей Ермаков и Василий Мажников взяли бланки, выписали увольнительные. За четыре поездки в Омск отправили в «отпуск» 20 человек. Об этом дали знать еще одному из завербованных – Морозову, который в то время служил в Каинске. Парень тоже решил  бежать. Но путь домой не близкий. Его застала ночь, пришлось голодному залезть в стог сена, а на следующий день, как стемнело, пробираться ближе к своему селу. К восходу следующего солнца Морозов был дома.

«Дезертиры» как раз в этих местах и прятались, по которым теперь дребезжала телега. Надеждой бежавших был Миша Мажников. Старший брат Василий приказал, чтобы каждую ночь лошадь была наготове. Так как людей кормить и беречь надо.

Много с партизанами работал Сергей Евдокимович Ермаков. Отряд стал одним из самых крупных. Только в окрестностях поселка Вознесенского пряталось около сорока человек. Пока было тепло, скрывались в кочках ляги, что между Нижним Баганом и Вознесенкой, а с наступлением холодов перебрались в стога сена. Часто приезжал к ним Ермаков. Рассказывал о событиях.

Внимательно слушали командира партизанского отряда Александр Морозов. Афанасий Волынец, Михаил Щедров, Василий Валейко, Николай Севостьянов, Николай Букин, Александр Мажников, Яков Калюжный и другие. Не забывала вознесенцев и колчаковская полиция.
– А ну, показывай, где скрываются дезертиры? – приставали к поселковому старосте Маркевичу. – Не укажешь – тебе шомполов отвесим.
– Нет их, ваше благородие, – слезливо уверял он. – Да неужто я бы не сообщил. Чай недаром ем хлеб «Его величества» Александра Васильевича. Появятся, обязательно доложу.

Трудно приходилось Герасиму Васильевичу Маркевичу, украинцу по национальности. На одном из жестоких допросов он под неопровержимыми уликами назвал троих ребят, надеясь, что парни хорошо спрятаны. Но… Николай Букин, Алексей Мажников, Семен Макуха были схвачены и отправлены в Купино. Полицейские прочесали все окрест. За двое суток 78 человек из вознесенской округи попали в специальные вагоны. Более двух суток томились арестованные. Помог случай. Охрана откуда-то прослышала, что «белые» отступают, и бежала. Оставленные без присмотра, выбрались парни из вагонов и вернулись домой.

Слухи были напрасны. Видя яростное сопротивление партизанских отрядов, местного населения, движущихся к местам сосредоточения частей Красной Армии, Колчак разорял все, что можно на своем пути. Одним из его планов был план уничтожения Кулундинской  железной дороги. Опять появилась усиленная охрана, непонятное движение белогвардейских военных соединений.

Вознесенские отряды все-таки мало знали, что творится в округе. Передвижение связных затруднялось. Не знали они и о беспокойстве начальника военно-революционного Славгородского полевого штаба т. Кулика, который 13 ноября 1919 года отправил Обращение командиру Златопольского летучего отряда партизанской Армии Западной Сибири т. Савченко об оказании помощи в борьбе против колчаковцев.

 Он писал: «С душевным сочувствием присоединяемся к вам, целуем протягивающиеся к нам ваши руки…» Далее он сообщал о численности противника: «…в Славгороде – 400 человек и один броневик, в котором кроме двух пулеметов ничего нет… в Купине – 300 человек, на линии Карасук и Баган – 100 человек. На линии Купино-Славгород – 800 человек…»
«Плачевно доносим вам: сегодня, 13 ноября, получено распоряжение от военного ведомства, вывести весь народ с Кулундинской железной дороги, служащих и рабочих, убрать с водокачки машины, котлы, разрушить водокачку и засыпать колодец… Ввиду разорения дороги, просим по возможности обрезать Славгород… Если в течение полутора суток не обрежется Кулундинская железная дорога или не возьмется станция Славгород, то останутся одни развалины…».

В это время, освободив Петропавловск, большая часть войск 5-ой армии наступала по линии железной дороги на Омск. К Омску шли и две дивизии 3-й армии.
После освобождения Омска оказалось, что вся железная дорога забита эшелонами с продовольствием. Белые бежали, оставляя на путях Транссибирской магистрали свои трофеи. Несколько отцепленных вагонов остались и на станции Баган. Вознесенские партизаны открыли их. В одном оказалась мука, второй был загружен лошадьми, третий – сливочным маслом, а два других пшеницей…

Почему тишина? Почему никого? Надо узнать. Но как? Поехать в Купино?
– Слушай, Илько, – обратился Ермаков к Мажникову. – Ты поедешь со мной. Мы должны знать, что в стране творится.
Ходок подпрыгивает на замерзших кочках. До Купино оставалось километров двенадцать. И вдруг, наперерез скачут всадники. «Белые?». Нет. Красная лента на шапках.

– Здорово, мужики. Далече путь держите?
– В Купино, узнать, что творится в округе?
– А что, разве у вас нет «белых»?
– Четыре дня, как убрались.
– А мы – «красная» разведка. Основные наши силы стоят в Купино. Проголодались мы…
– Заедем в поселок Барский. Наши люди. У большевиков-партизан и похарчимся.
Быстро собрался народ поселка на митинг. Ермаков с большим волнением рассказал крестьянам, что «красные» уже в Купино

. Радостное сообщение притупило зоркость командира, не заметил он, что на устах прибывших играет ехидная улыбка.
После сытного обеда, собрались мужики вместе.
– Кто пойдет добровольцем? Кто готов гнать Колчака? – спросил старший отряда.
– Я пойду с вами, у меня и седло есть, – отозвался Воробьев.
У Воробьева была винтовка и к ней 150 патронов. Он взял 50, оседлал Гнедка, и все отправились в путь. Дорога вела вокруг озера, места глухие…
Вдруг трое всадников выскочили вперед, скомандовали:
– Двигаться прямо на колок!

Оробели ребята от неожиданности. В одну минуту их обезоружили. И только тут понял Ермаков, какую непростительную ошибку допустил: это была разъездная разведка Славгородского гарнизона. У Ермакова созрел в одну минуту план – освободить  товарища. Он стал просить за Илью. Якобы он не виновен, что всего лишь кучер.

В штаб их привезли вечером, посадили в пустой холодный вагон. Допрашивали каждого в отдельности, а в 11 часов ночи состоялся полевой суд. Именем «Его величества» адмирала Колчака красный командир Ермаков и партизан Воробьев были приговорены к расстрелу. Мажникову, за согласие отвезти Ермакова в Купино, дали 25 шомполов, приказав больше партизанских комиссаров не возить. Бросили в телегу, и конь привез его домой. Алексей даже поежился, вспомнив страдания своих вознесенских товарищей.

 В ту ночь выпал снежок. Морозец рисовал свои затейливые узоры на оконном стекле. Луна освещала матовым светом притихшую станцию. И только шесть человек нарушили в полночь эту тишину: к небольшому березовому колку шли партизаны Ермаков и Воробьев. Держа наизготове винтовки, их сопровождали четыре конвоира.

Остановились. Мороз прошелся по телу от увиденной картины. Искаженные человеческие трупы лежали как попало. Партизан привели в себя окрики конвоиров. Воробьев уже стоял спиной, очередь за Ермаковым. Раздались два сухих выстрела, прострелянный в оба плеча, он упал лицом в снег… Два других выстрела пришлись по Воробьеву.

– Добейте, гады, чтобы не мучился, – закричал он. Снова выстрел, теперь уже приглушенный.
– Этого сразу ухлопали, – пнул один сапогом Ермакова.
– Пошли, допьем.
Стало тихо. Выждав еще немного, Сергей  осторожно поднял  голову, огляделся. Никого. Кровь струилась по одежде и замерзала.
– Теперь – бежать… – первое, что пришло в голову.
 Двенадцати километров прошел раненый партизан. Шел без шапки, пальцы на руках побелели, а он шел, и мысли его путались. Что же это случилось, что вчерашние миролюбивые ребята сегодня стреляют друг в друга.

Даже он, командир отряда, принимавший на себя исполнение тех или иных решений, еще не совсем осознавал все содеянное. А простой народ?
Сколько парней, ушедших с армий одной и другой сторон, покинув теплые избы, мерзли на сеновалах и в стогах…
– Добраться бы до ближайшей хаты.

Вот и поселок Маревский. На тихий шелест залаяли собаки. Избушка… Ермаков обессилевший стучит в окно, чуть отдергивается занавеска и снова темно, даже лампу задули…
– Не пустят, однако, – чуть шевеля губами, – вслух произнес Сергей.
Пошел ко второй хате. Перевалился через порог. Обогрели люди, оттерли обмороженные руки. Пришел в сознание, рассказал, как от смерти ушел. К вечеру приехали родственники из Вознесенки, забрали. Первую медицинскую помощь  оказал фельдшер из Нижнего Багана Сергей Захарович Зенков…

Телегу сильно тряхнуло. Алексей огляделся: осень, какая красивая осень… Ветерок срывал разноцветные листья и нес их по степи…
Он почувствовал, что очень устал. Чуть смежив веки, видимо, задремал,  вздрогнул…
Перед глазами пронеслась картина еще ужаснее сегодняшних воспоминаний.
– Это же надо, два десятка лет прошло, а все мерещится война.
– О Боже, да не приведи Господь! – промолвил Алексей и дернул вожжи…
                                     
                                              Продолжение следует

Завтра  будет  опубликован  очерк "Ушедшие в  бессмертие" -  о матери, проводившей на фронт  в  годы Великой Отечественной войны (1941-1945)  шестерых сыновей...